Прибыль и инвестиции
Итак, в длительном периоде экономическая прибыль в отрасли стремится к нулю. Следовательно, внутренних источников инвестиций в отрасли нет и быть не может. Пока равновесие не установилось, инвестировать могут те фирмы, которые имеют прибыль, но за счет того, что терпят убытки и гибнут другие.
Свободный рынок является естественным регулятором инвестиций. Регуляция осуществляется через норму прибыли. Если в какой-то отрасли она выше, чем в других, туда устремляются фирмы (покидающие свою отрасль) и свободные капиталы.
Вход фирм в отрасль предусматривает внешние источники финансирования. Если рассматривать экономику в целом, то в пределе экономическая прибыль во всех отраслях оказывается нулевой. В результате внутренних источников для инвестиций нет и быть не может. Имеет место переток капитала из одной отрасли в другую. Но выручка от ликвидации активности в одной отрасли значительно меньше цены входа в другую.
Таким образом, требуются дополнительные источники инвестиций. Они возникают за счет привлечения сбережений. Но эти источники могут быть задействованы только в случае выплаты положительных дивидендов на капитал. Если же средняя прибыль в отрасли нулевая, то прибыль для одних фирм возможна только за счет неравномерности, за счет убытков и банкротства других. Причем суммарная цена убытков от действия такого механизма оказывается несравненно выше суммарной прибыли.
В результате проценты на капитал, на привлеченные сбережения, могут выплачиваться только за счет разорения части фирм и их вкладчиков. Поскольку экономическая прибыль равна нулю, дивиденды на конкретные капиталовложения возможны только путем перераспределения капитала в экономике. Причем потери в процессе этого перераспределения весьма велики.
Под действием издержек от разорения фирм доходы населения сокращаются. В результате сокращается спрос во всех отраслях. В силу определенных закономерностей это явление происходит периодически, скачкообразно. Периоды резкого спада спроса, приведения его в соответствие с новыми доходами, называются кризисами перепроизводства.
Таким образом, население ценой периодического спада доходов оплачивает издержки, связанные со свободой входа фирм в отрасль и выхода из нее. В результате средние доходы и объем потребления оказываются значительно ниже, чем могли бы быть.
Естественно, с точки зрения интересов общества был бы предпочтителен такой механизм регулирования инвестиций, при котором исчезают затраты, связанные с перемещением фирм из отрасли в отрасль. Желательно, чтобы отрасль имела внутренние источники финансирования инвестиций. Именно такой механизм регулирования инвестиций представляет монополия.
Обеспечивая в своей отрасли всегда положительную (в условиях монопольной конкуренции - разумную) норму прибыли, монополия может честно привлекать в нее капитал, использовать свою прибыль на инвестиции. Таким образом, возникает стабильная экономика. Издержки, связанные с адаптацией к изменениям спроса, в такой экономике минимизированы. Монополии разоряются только в крайних случаях, когда сдвиги спроса грандиозны (в результате войн или катастроф, например).
В то же время существование этой самой положительной прибыли и является поводом для обвинения монополии во всех смертных грехах со стороны адептов "свободного рынка". Они утверждают, что на том же самом рынке при совершенной конкуренции цены были бы ниже именно в силу стремления экономической прибыли к нулю. Они были бы ниже именно на величину этой прибыли.
Однако, на самом деле цена была бы выше. Ведь при ее определении адепты свободного рынка не учитывают издержек, связанных с входом фирм в отрасль и выходом из нее. Потери же от банкротств и хаотических переналадок производства, вызванных действием "невидимой руки", для общества в целом вообще ими не учитываются. А любая попытка намекнуть на их существование влечет обвинения в коммунизме, фашизме или маразме. Когда научные аргументы кончаются, начинаются рыночные, базарные.
Поскольку, однако, абсолютной монополизации производства достичь невозможно (единственным достаточным приближением к этой модели была плановая экономика СССР), то необходим механизм компенсации издержек перераспределения капиталов на свободном или полусвободном рынке. Таким механизмом в современной экономике является финансовая система, осуществляющая кредитную эмиссию в целях обеспечения экономики инвестиционным ресурсом. Процент на кредит повышает равновесную цену на рынке, а эмиссия вызывает инфляцию. Таким образом, все члены общества оплачивают издержки функционирования свободного рынка через прямой “инфляционный налог” и косвенный “процентно-ценовой” налог.
Этот факт адепты свободного рынка старательно от общества скрывают, так как его учет покажет всю степень неэффективности свободнорыночной организации обмена в экономике перед институциональной.
Монополистическая конкуренция
Утверждение о том, что функционирование современной экономики обеспечивается механизмом "свободного рынка", является мифом. Во всяком случае, в развитых странах отыскать что-то похожее на свободный рынок можно, в основном, в сфере обслуживания. Подобным образом конкурируют, например, адвокаты и портные. В сфере производства дело обычно обстоит по-другому.
Как мы видели при изучении производства, его массовизация приводит к снижению издержек в силу падения доли их постоянной составляющей. Кроме того, увеличение масштаба производства часто позволяет задействовать более эффективные технологии. Эта выгодность роста имеет, конечно, свой верхний предел, после которого эффект становится незначительным, а рост концентрации производства не приносит ощутимой выгоды.
Чем крупнее фирма, тем ниже издержки производства в расчете на единицу товара. Это явление называется в экономике отдачей от масштаба.
Однако, современный рынок характеризуется очень большой диверсификацией товаров. В силу высокой специализации он оказывается разбит на множество микросекторов, микроотраслей, производящих один специфический товар. Причем возможные объемы сбыта этого товара находятся по большей части в тех пределах, когда эффект массовизации, отдача от масштаба, еще действует, и рост концентрации производства приносит выгоду. В силу этого, в рамках этих пределов, каждая такая микроотрасль оказывается естественной монополией.
Монополизация производства каждого специфического товара является сейчас почти абсолютной практически во всех сферах производства. Она усиливается такими механизмами, как патентная защита и специальное предоставление монопольных прав, то есть механизмами стимулирования научно-технического прогресса. В результате на самом деле сегодня функционирование каждого микросектора рынка происходит по монополистическому механизму.
Монополиями, по сути, являются в своем районе и небольшие специализированные торговые предприятия, что позволяет им держать высокую торговую наценку. Крупная массовая торговля сегодня организована в рамках механизма олигополии. В национальном масштабе ее целиком держит очень небольшое число торговых сетей. Свободную конкуренцию в понимании Хайека или Смита найти сегодня очень непросто. В некотором приближении она остается в Папуа, где рынок свободен и располагается прямо перед окнами дворца племенного вождя.
Но каждый микросектор рынка существует не в безвоздушном пространстве, не в условиях абсолютной независимости от других. А ведь именно для этих условий, вообще говоря, сформулирована классическая теория монополий. На самом же деле спрос на этих рынках испытывает очень серьезное воздействие со стороны ситуации на других секторах.
Выше мы говорили о взаимозаменяемости и взаимодополняемости товаров. Взаимное влияние двух секторов рынка характеризуется перекрестной эластичностью спроса на эти товары. В современной экономике это взаимное влияние достигло очень высокой степени. Разные товары сегодня это, например, разные сорта печения или чая. Понятно, что взаимозаменяемость таких товаров достаточно велика. А значит, форма кривой спроса очень сильно изменяется.
По сути, рост цены на один товар сегодня приводит к резкому падению спроса на него. С какого-то момента спрос становится неэластичен и даже совершенно неэластичен. А значит, после перехода определенного ценового порога он падает почти до нуля.
Как мы доказали выше, цена равновесия монополиста достигается, если она вообще достигается, в той области цен, когда спрос эластичен. Следовательно, именно форма кривой спроса является ограничителем для монополиста в нашем случае.
Таким образом, в современной экономике защиту интересов покупателя на рынке обеспечивает вовсе не механизм свободной конкуренции, а механизм монополистической конкуренции. Выбор для покупателя обеспечивается не возможностью уйти к другому производителю того же товара, как на свободном рынке, а возможностью обеспечить замену товара другим, если условия монопольного производителя его не устраивают.
Именно механизм монополистической конкуренции лежит в основе эффективного функционирования современной экономики. Именно он обеспечивает защиту интересов потребителя, балансирует равновесие интересов. И преимущества этого механизма перед механизмом свободного рынка весьма велики. В отличие от него он является, например, стимулятором научно-технического прогресса.
Неоконсерватизм
Однако, многие экономисты не желают признавать реальность и продолжают утверждать, что свободный рынок и совершенная конкуренция все равно являются более эффективным механизмом регулирования экономики. То, что в эпоху действия этого механизма имела жесточайшая анархия производства, экономика переживала периоды глубочайших депрессий, а внедрение новшеств было тяжелым делом, во внимание не принимается. Главное - теоретически все было безупречно.
Подобный образ мыслей в психиатрии называется паранойей. Суть паранойи заключается в фиксации на какой-либо идее и жгучем стремлении привести окружающий мир в соответствие с этой идеей. Порождается паранойя дезадаптацией человека в реальности и является проявлением агрессии по отношению к последней.
В экономической науке причиной дезадаптации явилась стойкая творческая неспособность ряда научных школ построить более общие теории обмена, чем частный случай свободного рынка. В связи с этим все остальные случаи стали рассматриваться с позиций теории свободного рынка. Единственным результатом такого рассмотрения мог быть вывод о том, что такие формы неправильны, не имеют права на существование, нуждаются в уничтожении, устранении из реального мира.
На этой базе возникла целая идеология "неоконсерватизма" в экономике. Отцом ее считается профессор Хайек. С паранойяльной агрессивностью адепты "свободного рынка" настаивают, что другой формы организации обмена нет и быть не может. Придумываются способы искусственной имитации конкуренции в отраслях естественных монополий. То, что внедрение таких механизмов ставит крест на честной конкуренции и является способом жесткого зарегулирования отраслей, что оно входит в противоречие с ими же провозглашенными целями, их уже не волнует.
Паранойяльная агрессия неоконсерваторов - один из важнейших тормозов творческого развития современной экономической науки. Все более общие и менее определенные, чем упрощенная схема свободного рынка, экономические учения подвергаются ими агрессивному остракизму. Сама же идеология неоконсерватизма очень удобна для малообразованной и наименее творческой части населения в силу упрощенного подхода к осознанию реальности. Она предлагает простые по форме рецепты - и это главное. То, что эти рецепты либо невыполнимы, либо не дают результата - уже неважно.
Там, где экономическая наука соприкасается с политикой, где в оборот вовлекается большая малообразованная масса, упрощенчество неоконсерваторов создает им громадное преимущество в оттеснении на второй план более профессиональных и образованных экономистов. В силу этого неоконсерватизм получил значительное влияние на принятие решений в ряде стран.
Это влияние тем больше, чем меньше уровень экономического образования в стране. В Японии или Германии, в большинстве европейских стран он практически не принимается во внимание при принятии решений, хотя и обсуждается в бульварной прессе. В Англии и США он имел некоторое время, а кое-где и сегодня имеет серьезное влияние на значительную часть провинциальных политиков. Наибольшим оказалось его влияние в странах Африки, некоторых странах Латинской Америки и Азии, а в особенности в странах Восточной Европы и прежде всего в России. Уровень жизни во всех странах сегодня обратно пропорционален степени влияния неоконсерваторов.
Плюрализм форм обмена
Механизм свободного рынка обеспечивает сегодня обмен в экономике развитых стран крайне редко. В ряде отраслей есть та или иная степень приближения к нему. В других отраслях имеет место естественная монополия или олигополия. Поскольку, как мы видели выше, все сектора рынка довольно тесно связаны между собой, а все товары имеют ту или иную степень взаимной эластичности спроса и предложения, имеет место монополистическая конкуренция. Но рынок в целом никогда не бывает чисто свободным, хотя и крайне редко бывают случаи абсолютно нерыночных отношений (то есть ситуации, когда в каждом секторе рынка имеет место один продавец и один покупатель). Некоторым приближением к последнему варианту была экономика Албании до революции 1991 года.
В реальности всегда имеет место некоторое "промежуточное" состояние, когда одни сектора рынка ближе к "свободному рынку", другие - к чистой монополии, третьи - к монопольной конкуренции.
Наибольшая степень монополизации была свойственная бывшим социалистическим и близким к ним развивающимся странам, которые были вынуждены строить экономику форсированно, на базе государственных капиталовложений. Это заставляло их концентрировать производство с целью добиться максимальной отдачи капиталовложений и устранить потери, неизбежные при вероятностном механизме регулирования. В результате возник сильно монополизированный рынок, который потребовал высокой степени государственного регулирования и директивных форм защиты интересов государства и потребителя.
В азиатских странах монопольные формы экономики традиционно более развиты, чем рыночный механизм обмена. В России с XVIII века также высока была степень монополизации. Это определялось масштабами капиталовложений, активным участием государства в строительстве индустрии, положением государства как монопольного потребителя многих видов продукции. В XX веке эта тенденция получила почти полное завершение в процессе "сталинской индустриализации", что привело к стеснению массового потребителя в силу принятия государством на себя роли посредника между ним и производителем даже в тех отраслях, где естественной монополии не существует ни со стороны производителя, ни со стороны потребителя (легкая и пищевая промышленность, бытовое обслуживание, сфера услуг и т.п.). Это резко снизило эффективность работы этих секторов экономики.
В силу этого форма обмена в советской экономике очень сильно приблизилась к "директивно-плановой", когда в каждом секторе экономики государство вставало между производителем и потребителем и само выступало в качестве оптового продавца и оптового покупателя. Сложилась система государственного посредничества, так называемы механизм "материально-технического снабжения".
В силу высокой концентрации ресурсов этот механизм был крайне эффективен в работе крупной промышленности, но эта эффективность достигалась за счет некоторого стеснения потребителя, ограничения его выбора текущими возможностями производителя. Это в свою очередь не стимулировало производителя расширять свои возможности. Тем не менее, этот механизм имел огромные ресурсы совершенствования и мог с условием заимствования современного, особенно японского, опыта стать наиболее эффективной формой организации обмена между производителями.
Однако, на потребительском рынке государственный посредник оказался недостаточно эффективным регулятором. Хотя он и защищал потребителя от ценового диктата производителя-монополиста, но резко ограничивал для последнего возможность выбора. В результате производитель был не заинтересован расширять свои возможности, совершенствовать качество продукции. В конце концов, нарастающее и очевидное несовершенство этого механизма привело к ухудшению ситуации на потребительском рынке, обострило социальную напряженность, и привело к краху государство, а вслед за тем и экономику.
Жертвой краха стали другие, эффективно работавшие сектора экономики. Деструктивное отношение политиков-популистов, вызванное напряженностью на потребительском рынке, перекинулось и на них. Таким образом, достаточно эффективно организованная и имевшая ресурсы для быстрого роста экономика оказалась отвергнута в целом из-за неспособности обеспечить потребительский рынок. Это может стать уроком для всех политиков: потребительский рынок должен быть их главной заботой.
Меркантилизм и его модификации
История экономических учений и экономической практики представляет собой арену борьбы теорий свободного рынка с теми или иными разновидностями меркантилизма. Если первые постулируют абсолютную свободу экономики от государства, а монополии считают абсолютным злом, то вторые считают, что экономика должна существовать не сама по себе, а в контексте всех общественных интересов. И обеспечивать ее включенность в этот контекст должно в тех или иных формах государство.
Наибольший успех меркантилистская политика исторически обрела в России. Здесь она изначально выражалась в прямом участии государства в экономике. Русская промышленность со времен Петра I строилось как полугосударственное объединение крупных монополий. Во времена Екатерины II эта политика была дополнена протекционизмом и государственным стимулированием внешнеторговой экспансии. К концу царствования Екатерины Россия экспортировала огромные объемы промышленной продукции, имела положительное торговое сальдо по торговле промтоварами, в том числе и с Францией. Да и Англия покупала продукцию русской промышленности в значительных объемах.
В XIX веке меркантилизм был поднят на качественно новую высоту автором технологии “догоняющего развития” и “промышленного воспитания нации” Фридрихом Листом. Благодаря воплощению его идей в США, Германии и России эти страны в конце XIX века сделали гигантский скачок в своем развитии. В ХХ веке их примеру последовали Япония, Корея, Малайя, Тайвань и другие “Азиатские тигры”.
В двадцатом веке на место меркантилизму пришел советский социализм, в котором государственное вмешательство сочеталось с азиатскими идеями огосударствления всей собственности и поэтому достигло абсолюта. Но одновременно меркантилизм нашел более гибкое и европейское по духу продолжение в учении Кейнса, ненависть к которому у сегодняшних сторонников "свободного рынка" столь же ядовита, как ненависть к Марксу.
Наибольшего успеха в последние десятилетия листианство достигло в Японии и Восточной Азии, где колоссальный объем государственного регулирования сочетается с максимальным использованием частной инициативы. В Европе элементы меркантилизма и кейнсианства никогда не исчезали из государственной практики. Да и в США уровень государственного регулирования экономики остался достаточно значителен даже после длительного господства неоконсервативных идей.
Краткий обзор моделей промышленной системы
Существует целый ряд моделей организации производства в рамках национальной экономики, как реализованных на практике, так и чисто теоретических. По понятным причинам для нас представляют интерес скорее первые, нежели последние.
Прежде всего, существует так называемая консервативная или традиционная модель. Она сложилась в эпоху индустриального переворота и основывается на существовании большого количества производителей в каждой отрасли (то есть такого количества, для которого выполняются статистические закономерности).
При большом количестве производителей и потребителей выполняются законы т.н. классического рынка, то есть действует правило "невидимой руки". Классический рынок - чисто статистическая модель, в которой структура производства притирается к структуре потребления через саморегулирование (обратную связь), причем роль управляющей переменной играет цена товара, точнее, ее отношение к стоимости.
Однако, наличие большого временного лага в процессе такой саморегуляции, приводит к очень большим издержкам самого процесса, как для потребителя, так и для производителя. Издержки системы влекут более низкий объем потребления по сравнению с объемом производства, что сужает реальный объем рынка и, в конечном счете, приводят к кризисам "перепроизводства", что ударяет уже по производителю.
Все эти недостатки модели классического рынка получили в 19 веке название анархии производства. Вопрос об их преодолении был поставлен в рамках практически всех экономических учений.
Следующая модель - монопольное производство - сложилась в конце 19 века в Европе, прежде всего в Германии и России, и в силу национальных традиций, и как стихийный путь преодоления недостатков консервативной модели. В каждой отрасли, особенно там, где складывалось массовое производство, большая часть производственных мощностей сосредоточивалась в руках одного или нескольких связанных соглашением производителей. Они получали, таким образом, возможность управлять рынком в своей отрасли, сознательно принимая решения на базе информации о запасах и рыночной цене.
Кроме того, крупные монополии получили возможность создавать концерны - то есть объединения производителей по всей технологической цепочке. В рамках концерна производство на каждой стадии могло быть жестко привязано к потребностям следующей. Таким образом рыночное регулирование оставалось лишь на самом конце цепочке - там, где производственный комплекс соприкасался с потребителем.
Преимущества этой модели блестяще проявились в конце XIX - начале XX века. Именно она обеспечила небывало быстрый рост промышленности в Германии и России в этот период. Была частично устранена стихийность производства. Резко уменьшились издержки собственно механизма, сводящего продавца и покупателя. Период становления монополий был периодом резкого падения цен на промышленную продукцию во всем мире.
В то же время эта система не решила проблем потребителя. Монополии получили возможность диктата на рынке. Ведь цена теперь стала целевой переменной, а управляемой - сам объем производства. Таким образом, естественная и ничем не сдерживаемая ориентация производителя на рост прибылей обернулась для потребителя серьезными издержками. Это повлекло вновь сужение потребительского рынка и возможность кризисов перепроизводства.
Последняя опасность повлекла переориентацию производителей на обслуживание внутренних нужд, что стало предпосылкой быстрого расширения производства. Но оно же создало предпосылки для огромного роста государственного потребления. Последнее же влекло ориентацию на развитие военной мощи за счет сужения частного потребления, то есть милитаризацию экономики.
Милитаризация экономики породила целый ряд агрессивных режимов. Она фактически спровоцировала две мировых войны.
Еще одной опасностью для монополии оказалась ее невосприимчивость к инновациям. Снижение издержек производства в отсутствие монопольной конкуренции не было неизбежным для роста прибылей. Следовательно, и внедрение инноваций, снижающих эти издержки и удовлетворяющих новые потребности конечного потребителя, стало не всегда выгодным.
Пути преодоления недостатков этой модели наметились в рамках синтеза советской модели экономики в 20е-30е годы XX века. Получив в наследство от Первой индустриализации в России монопольную модель, отцы советской экономической системы выработали свою концепцию преодоления главного ее недостатка при сохранении имевшихся достоинств.
Эффективная с точки зрения производства система была неэффективной с точки зрения конечного потребителя. Была выбрана насильственная модель ориентации ее на потребителя - через директивное планирование. К этой надстройке над монопольной экономикой применяется название "командно-административная система".
В рамках директивного планирования определялся конечный объем потребления и под него производилась разверстка производства. В каждой отрасли промышленности была сформирована, как правило, одна монополия, которая и осуществляла производство.
Однако, в рамках этой системы сохранился целый ряд проблем монопольной модели. Во-первых, монополии были все же невосприимчивы к инновациям и инновации навязывались им государством. Во-вторых, большая концентрация ресурсов в результате перераспределения от потребителя к производителю (а теперь его собственнику - государству) стимулировала милитаризацию экономики. В-третьих, государство попадало в зависимость от уже сложившейся структуры производства и вынуждено было ориентироваться на нее. А это ставило потребителя в абсолютно безвыходное положение.
Другой путь преодоления недостатков монопольной модели сложился в США и был во второй половине XX века частично перенят Европой. Он заключался в формировании системы концернов, которые в то же время не были чистыми монополиями. Позволяя устранить рыночное регулирование в рамках технологической цепочки, эта модель в то же время сохраняла конкуренцию производителей конечной продукции. В конечном счете, эта модель и выросла в систему монопольной конкуренции. Такая модель оказалась склонной и к инновациям и к ориентации на интересы потребителя.
Исторически возникнув в условиях ограниченности и дороговизны трудовых ресурсов, американская экономика изначально не имела возможности повышать норму прибылей производителей за счет увеличения эксплуатации труда. Огромные земельные ресурсы стимулировали отток населения в сельское хозяйство и высокий уровень доходов свободных фермеров, а значит и высокие запросы на рынке труда. В связи с этим американская экономика стала ориентироваться на расширение производства как на источник роста прибылей.
В этой ситуации она оказалась в XX веке наиболее приспособленной к инновациям. С наступлением НТР это преимущество проявилось наиболее ярко.
В основе американской модели лежат огромные концерны. Они обеспечивают так называемое массовое производство. Объединяя обычно в своей структуре все стадии технологического цикла, они в некоторых случаях допускают зависимость от рынка - то есть от мелких поставщиков или агентов обслуживания. Впрочем, они имеют рычаги воздействия на макроситуацию на рынке.
Кроме концернов, обеспечивающих массовое производство, существуют небольшие динамические структуры, базирующиеся на частной инициативе и обеспечивающие немассовидные формы производства - прежде всего услуги, инновации, мелкие серии и т.п.
При этом массовизация производства того или иного товара влечет быстрое превращение производящей ее фирмы в концерн, а исчезновение потребности в каком-либо товаре влечет ту или иную перестройку концерна, иногда через процесс ликвидации.
Эта модель допускает и определенное государственное регулирование, правда косвенное - через макроэкономические параметры. При этом она ставит ограничители на степень концентрации национальных ресурсов в руках государства и милитаризации экономики. Хотя, конечно, не преодолевала всего этого вполне.
Модель эта имела с одной стороны компромиссный характер между классической и монопольной. Но с другой стороны, она имела и свою интересную особенность.
Следующая модель организации производства - т.н. японская – сложилась, прежде всего, в Японии, а затем оказалась частично перенята азиатскими индустриальными странами. Она имеет черты сходства и с советской, и с американской моделью. В явной форме сочетая достоинства обоих, она избавлена от некоторых их недостатков.
Японская модель также основана на системе конкурирующих мощных концернов. Присутствуют здесь и мелкие производители, ориентированные на концерны. Есть и мелкие фирмы - производители, особенно в отраслях, где технология производства не требует масштабности.
Но главное в японской промышленной системе - наличие центра управления и планирования, "государственного холдинга". Роль такого холдинга выполняет министерство внешней торговли и промышленности. Этот центр не только осуществляет макроэкономическое регулирование, как в странах Запад, но и обеспечивает целый ряд функций централизованного адаптивного планирования.
Прежде всего МВТП определяет приоритеты национальной экономики, проводит общенациональные программы инноваций, энергосбережения и т.п. Оно осуществляет госзаказы для обеспечения госпрограмм и т.п. Контрольные и директивные функции МВТП оказываются стабилизатором и акселератором для японской экономики. Они эффективно выполняют ту роль, для которой в СССР предназначалась система государственного планирования. Особую регулирующую роль играет и банковская система.
Итак, историей человечества все время решается основная дилемма выбора структуры: мелкое производство обеспечивает конкуренцию, но с огромными издержками. Крупное производство позволяет преодолеть эти издержки, но ведет к монополизации с ее недостатками.
Снимает эту дилемму система параллельных концернов, которая обеспечивает массовое производство и при этом сохраняет достаточную конкуренцию.
Однако, позволить себе существование нескольких концернов в каждой отрасли может себе позволить только страна с достаточной емкостью рынка. Вообще говоря, в России эта емкость имеется. Однако, в конечном счете, без интеграции страны в целом эта задача до конца разрешена быть не может.
Когда Россия переболеет острой формой неоконсерватизма и свободного рынка, в ней начнет складываться промышленная система, свойством которой будет существование в каждой отрасли системы мощных производственных комплексов, охватывающих всю технологическую цепочку или такую ее часть, которая гарантирует устойчивость производственного процесса в целом. Неизбежным окажется и создание эффективной системы стратегического планирования и контроля в общенациональном масштабе. Наиболее близкой эта модель окажется, очевидно, к японской и другим эффективным азиатским экономикам.
В случае прихода к власти в России профессиональных экономистов, перед ними встанет проблема обеспечения монопольной конкуренции в российской экономике. Конечно, достижение этой цели будет непростым делом. Каждая отраслевая монополия в СССР была сформирована как единый производственный комплекс. Ее расформирование на ряд параллельных не всегда предоставляется возможным.
После преодоления финансового кризиса создание таких параллельных концернов начнется в тех отраслях, где это возможно уже сегодня. Прежде всего, эффективной такая организация может оказаться в сельском хозяйстве и пищевой промышленности - то есть в агропромышленном комплексе. Здесь объединения производителей и переработчиков сельхозпродукции могут складываться как стихийно, так и через целенаправленную политику государственной власти. Прежде всего, здесь надо избегать гигантизма, но все же обеспечивать достаточный для устойчивого производства размер объединений.
Так же обстоят дела и в легкой промышленности, где вся технологическая цепочка - от производства сырья до пошива - может уместиться в масштабах одного не слишком большого (не более 5-10% производства отрасли в целом) концерна.
Сложнее обстоят дела с крупными всесоюзными научно-промышленными объединениями. В течение десятилетий им навязывалась узкая специализация, как раз и служившая причиной 100%-ной монополизации производства. Это и привело к их кризису сейчас, когда в продукции ряда отраслей потребитель оказался не заинтересован.
Очевидно, выход из положения здесь заключается в интеграции нашего рынка в мировой при сохранении одного концерна-монополиста в стране. Участие в международном разделении труда позволит преодолеть недостатки монополизма.
Однако, такой путь стратегически опасен, так как проигрыш единственного национального производителя в конкурентной борьбе и его возможная гибель могут оставить национальную экономику без существенного производственного блока. Так что имеет смысл сочетать свободу торговли с протекционизмом в разумных пределах.
В идущих сегодня процессах структурной реформы заставляет насторожиться еще одна тенденция, оставшаяся в наследство от советской системы отраслевого регулирования.
В прошлом у нас экономика организовалась по принципу "единого завода". В связи с этим в качестве самодостаточной единицы рассматривалось лишь народное хозяйство в целом. В то же время отрасли не были самодостаточными производственными комплексами и прямо зависели от экономического руководства страны в целом.
Поэтому и формировались отрасли не как законченные циклы, а как блоки, которые являлись лишь частью процесса. Такая система породила определенный стиль мышления у управленческого персонала министерств.
Рассматривая отрасль именно как несамодостаточный механизм, они сегодня, в процессе создания новых структур, часто предлагают конкретные воплощения, не имеющие самодостаточности. Происходит раздел не производственного комплекса в целом на самодостаточные концерны, но раздел комплексов старых отраслей на "микроотрасли".
Таким образом, старая система доводится до абсурда. Создаются микроотрасли, монополизирующие какой-либо один элемент производственного процесса. В то же время в отсутствие жесткого централизованного планирования такие микроотрасли нежизнеспособны в принципе.
Такая структурная политика, возникшая из комичного компромисса "радикал-монетаристов" с отраслевой номенклатурой, в конечном счете окончательно разваливает производственный механизм, а заодно и ставит под сомнение прочность позиций тех, кто подминает под себя микроотрасли в процессе "приватизации". Логика событий может жестоко разрушить их искусственные построения.
Выход, очевидно, видится в том, чтобы производить структурирование и формирование новых концернов сразу в рамках той концептуальной основы, которая предложена выше. Самодостотаточность концернов обеспечит их прочность при любом развитии дальнейших событий.
Journal information