Впрочем, все по порядку. В этом году отпраздновали мы довольно чинно, так что все гости ушли на своих ногах. Все, кроме моего старого друга Толика, который хватил лишку и был нетранспортабелен. Поэтому беднягу уложили на столе в гостиной. После ухода гостей мы с подругой погасили свет и чинно удалились в спальню.
Среди ночи нас разбудил крик. Крик был страшен. В нем был первобытный ужас человека, обреченного на нечто страшное, в нем соединились все кошмары Кафки, Хичкока и доктора Фрёйда. Обреченность крика была так страшна, что мы одновременно выскочили из постели и бросились на звук. То есть в гостиную.
Щелкнув выключателем, я увидел на столе сжавшегося в комок зажмурившегося Толяна, покрытого гусиной кожей и дрожащего от ужаса.
Влив в беднягу немного коньяка, удалось вернуть его к осмысленной жизни. Хотя и полностью протрезвевший он дрожал как осиновый лист и заикался. Наконец, он смог объяснить, что привело беднягу в такой ужас.
Толян проснулся от холода. Накрыть одеялом беднягу забыли, а форточка была открыта и его обдували порывы холодного ветра. Он ощутил себя лежащим на чем-то твердом и обледеневшим (стол был покрыт клеенкой). Пошарив рукой по тому, на чем лежал, Толян обнаружил провал. Лихорадочно шаря вокруг и боясь пошевелиться, человек понял, что провал окружает его со всех сторон.
Итак, он лежал на вершине, на холодном ветру, замерзший… Но на какой высоте?
Единственный предмет, который ему удалось найти, была вилка. Ее он осторожно и сбросил в пропасть, чтобы по звуку падения измерить глубину. Вилка зацепилась за скатерть и лишь спустя несколько секунд с тихим глухим звуком упала на ковер.
Тут-то и раздался этот обреченный нечеловеческий крик.
Journal information